Был у нас в театре (если это так можно назвать) один дядечка. С первого взгляда ничем не приметный старичок.
Замызганный советский полосатый костюм, длинные седые волосы, собранные в хвост, недельная щетина, сгорьбленная спина, тонкие дрожащие пальцы.
Но такой слухач, бля! Он расписывал партиии в хоре, "как два пальца", он слышал каждую ноту, он мог сыграть произведение, послушав его один раз, абсолютно любое (я нихуя не утрирую, так оно и было), гениальный пианист, удивительный концертмейстер, да что там... ему равных не было, да и нет.
Он очень много пил, жил чуть ли не в сарае, много раз бросал, потом снова начинал, и так бесконечно...
У него были какие-то непонятные глаза. Выцвевшие, прозрачно-голубые, и в них было столько боли... Он всегда был задумчив, он просто забывался, когда садился писать очередной клавир... блять, да столько можно сказать об этом человеке. Каково это, когда настолько привыкаешь, что он сидит неподалеку. аккуратно выводит ноты острым карандашем, а потом вдруг так пронзительно посмотрит на тебя, что кажется, будто насквозь просветили, потом снова отвернется и долго - долго смотрит на ноты, одним ухом слушая как мы поем, и в то время, когда кто -то сфальшивит резко отрывается от клавира, и по одному его взгляду можно понять, что что-то не так. Он всегда был где-то рядом, он помогал Л.М. (наш преподователь) просто так, он слышал лучше ее, несмотря на то, что она зас.арт, оперная певица и.т.д.
Мне трудно...
Меня потрясывает...
У меня сбивается пульс...
Днем мне позвонили и сказали, что он повесился...
